В последнее время наблюдается стремление части авторов внедрить в правовую науку идеи постмодернистской философии и трактовать правовые явления и концепты через призму философии постмодерна. В науку права предлагается ввести новый вектор развития – так называемый феноменолого-коммуникативный подход, в рамках которой рассматривается широкий набор видоизмененного понятийного аппарата классической юриспруденции. Общая теория права в этом векторе интерпретируется в контексте феноменолого-коммуникативного подхода. Научным центром таких теоретических новшеств является Московская государственная юридическая академия, где в основном изданы крупные монографические исследования в анализируемой области.

    Феноменолого-коммуникативный подход к праву связывает право не с какими-либо конкретными социальными факторами: государством, политической системой, организацией социальной власти, и не с абстрактными ценностями справедливости, свободы, равенства и т.д., а с человеком как homo communicatius (человеком коммуникативным) [5, 115].  

      Все предыдущие достижения юриспруденции в области познания права начиная с античности, институтов римского права, считаются устаревшими. Это объясняется формированием постнеклассического типа научной рациональности, соответствующей переходу постиндустриального общества в информационное общество, в котором основным ресурсом становится информация. Исходя из этого, взамен классическим понятиям прав предлагается новый тип правопонимания, как «коммуникация», лишенная своей основной функции как социального явления, меры свободы, и выполняющего регулятивные функции.

     В научный терминологический обиход вводится новый термин – «постюриспруденция». «Для эпохи классической юриспруденции характерна жесткая дисциплинарная матрица её развития и воспроизводства, в значительной мере определяемая внешними социально-политическими и доктринальными практиками…  Для эпохи неклассической юриспруденции, составной частью фазовой эволюции которой является постюриспруденция, характерно появление размытых и эластичных зон и структур, подчиняемых в своем движении собственным правилам концептуальной организации юридического знания с режимами внутреннего саморегулирования и воспроизводства» [2, 257].  

     Для «новой юриспруденции» начал складываться новый научный и философский метод правового мышления. Новый образ новой, формирующейся под влиянием технологий XXI века юриспруденции можно назвать «Философией постмодерна». Такой метод дает основание выразить сомнение в существовании теории государства и права как самостоятельной правовой дисциплины [7, 99-101].

       Современное состояние права, когда в него идут активные конвергенции со стороны новейших информационно-коммуникационных технологий, ядром которых является глобальная коммуникационная сеть Интернет, претерпевает определенный кризис в связи с нежеланием консервативной части научного сообщества сменить устаревшую парадигму восприятия Интернета только как «информационно-коммуникативного пространства». В то же время в отношениях в виртуальном пространстве, которые приобретают правовой характер, появляются проблемы, касающиеся идентичности человека, в том числе к его эго-  идентичности (реальной и виртуальной), а также к идентичности так называемого «Другого». Эти и другие технологические новшества, по мнению адептов постмодернистской философии в праве, служат «эпистемологическим поворотом» в развитии юридической науки. Так, Ю.А.Веденеев пишет: «Такие повороты существенны как с точки зрения открывающейся возможности переосмысления и переопределения отдельных концептуальных решений и конструкций в их общей системе, так и с точки зрения кардинальной трансформации понимания природы и оснований изучаемых явлений. И самое важное – парадигмальные сдвиги обнаруживают существование новых юридических реальностей, и, как следствие, оформление новых юридических языков описания и объяснения юридических процессов и явлений» [2, 49].

      Юриспруденция, то есть наука о праве трактуется в ракурсе постмодерновской философии как «собрание юридических текстов, описывающих и объясняющих отдельные аспекты правовой реальности». Такая трактовка юриспруденции как науки полностью коррелируется с понятием «текст», принятым в   постмодернизме как «связанной и полной последовательности знаков». А социальное взаимодействие, основанное на интерпретации социально значимой информации, имеющей знаковую (текстуальную) форму, называется «социальной коммуникацией».

     В контексте постмодерна один из центральных системообразующих институтов гражданского права – договор обозначается как «праксеологическая коммуникация».

      Закон, один из основных понятий права, составляющий его основной категориальный аппарат, который в классической юриспруденции понимается как «нормативный акт, принятый в особом порядке органом законодательной власти или референдумом, обладающий высшей юридической силой и регулирующий наиболее важные общественные отношения» [3, 288] в рамках феноменолого-коммуникативной теории меняется на понятие «правовой текст». Правовой текст, по мнению авторов, является рациональным легитимным первичным основанием для возникновения у субъектов взаимообусловленных нормативно обусловленных прав и обязанностей. Наличие такого побудительного первичного правового текста запускает механизм правовой коммуникации и порождает право.

      В науке права понятие «правовой текст» трактуется в ограниченных рамках толкования правовых норм, в частности такого вида толкования, как «грамматический» (наряду с логическим, систематическим, нормативным, аутентичным и пр.). Грамматическое толкование предполагает анализ нормы права (его текст) с точки зрения лексико-стилистических и морфологических требований [3, 346].

      Традиционное правовое регулирование отношений в обществе в философии постмодерна воспринимается как «принудительное воздействие права». Успех такого воздействия зависит от мониторинга и степени государственного вмешательства и социального контроля в регулируемой среде, выявления случаев отклонения ситуации от модели, заданной правом, и последующее применение правовой нормы в лице её санкции [6, 65]. Приведенный тезис практически полностью нивелирует регулятивный аспект права. Одна из центральных составляющих права – это упорядочение общественных отношений. В этом смысле право обладает мощным регулятивным воздействием. Регулятивное начало права проявляется в предотвращении хаоса и анархии, когда каждый руководствуется своими интересами и возникают стычки на почве противоречивости интересов индивидов, групп.

       Так разрушаются классическое понимание права как регулятора общественных отношений; отрывается его взаимосвязь с государством и социумом; политической системой; основополагающие этические ценности права – справедливость, свобода, равенство – провозглашаются «абстрактными ценностями», а на первый план выходит человек в системе коммуникаций. Такой подход к праву смело можно назвать апофеозом абсурда. Латинское слово «юстиция» (iustitia) – одно из концептуальных понятий, составляющих категориальный аппарат юриспруденции, переводится на русский язык как «справедливость» [8, 845]. Академик В.С.Нерсесянц, основоположник либертарной теории права, утверждает, что «справедливость входит в понятие права, что право по определению справедливо, а справедливость – внутреннее свойство и качество права… Справедливо то, что выражает право, соответствует праву и следует праву. Действовать по справедливости – значит действовать правомерно, соответственно равным требованиям права». Выдвинутая им либертарно-юридическая концепция обосновывает понимание права как всеобщей формы и равной нормы (меры) свободы индивидов [4, 28,321].

      В целом, предлагаемые правовые новшества имеют цель свести к минимуму роль права в регулировании общественных отношений – краеугольному камню существования правового государства. А в правовом государстве главенствующую роль играет позитивное (от лат. positivus – положительный)

 – право. Позитивное право предполагает, что нормативность является неотъемлемым качеством социальной реальности. Более того, нормативность, как показывает история юриспруденции, является всеобщим условием человеческого существования. Характеристика позитивного права в качестве институционного образования (социальной реальности) представляет собой наиболее значимое положение правовой теории из того, что принадлежит к высшим знаниям о праве [9, 16]. Постмодернистское направление, как мы видим, уводит общество от объективного восприятия права. Отрицание роли права как регулятора общественных отношений, привносит в общественное сознание иные поведенческие модели, повторяющие в своей сути анархизм, - крайние, дискомфортные модели социального сосуществования.

     Под эту идею сторонники «правового постмодерна» пытаются подвести и научную теоретическую базу. «Наука есть специфический социокультурный феномен, возникновение и развитие которого оказалось возможным только в западной цивилизации». Авторы уточняют, что «понятие «западная цивилизация» имеет не географический, а культурологический смысл. К такой цивилизации относятся все общества, сформировавшиеся на общей рационалистической духовной культуре и ориентированные на индивидуалистические ценности» [5, 9].  

      Все дело в избираемых приоритетах, выстраивающих порядок жизни. В традиционных культурах, к которым относится и наша национальная культура, считается, что общественные идеалы, примеры и поступки для подражания уже созданы, и смысл бытия – сохранение этих идеалов и ценностей. Самые главные из этих идеалов – это представление о добре и зле, о хорошем и плохом, о справедливом и несправедливом. Культурная матрица постмодернизма иная. Путем использования современных коммуникационных технологий сторонники постмодерна приводят к активным трансформациям социальных связей людей, навязывая чуждые традиционной культуре идеалы и понятия. Приоритеты, которые столетиями выстраивали порядок жизни, меняются. Проблема добра и зла устраняется из мыслительного процесса, и сводится к рациональным критериям «эффективности», «рентабельности». Одним из разрушающих последствий всего этого является культивирование правового нигилизма. Такой нигилизм мягко, оболочка за оболочкой снимает защиту разума против чужой идеологии. Постепенно утрачиваются символы и традиции, человеческие связи разрываются, ценностные национальные ориентиры теряются. Традиционное общество формирует особый идеал деятельности, особых людей, способных следовать твердому распорядку, соблюдать сложившиеся правила и нормы, принимать решения на базе объективных данных и рационального анализа, подчиняться авторитету, который узаконен не сакрально, а только за счет профессиональных достижений. Постиндустриальное общество ориентирует людей не столько на профессиональную деятельность и достижение успеха, сколько на развлечения, личные формы досуга и не хотят подчиняться жестким правилам. Философия постмодернизма пытается представить этот образ жизни нормативом будущего [10, 380].  

    Таким образом, философия постмодернизма олицетворяет собой современную западную модель мироустройства, основанную на софистских и номиналистических идеях, конкретизированных позже Ницше, Хайдеггером в концепции нигилизма. Постмодернизм представляет основу мироустройства материальное восприятие, тогда как наше национальное мировоззрение основано на духовности.

      В этом ключе философия постмодернизма, как, впрочем, и иные идеологические новшества религиозного типа, противопоставляющие себя традиционной светской или религиозной культуре, нечто иное, как политические технологии, созданные для манипуляции сознания и разрушения традиционных устоев нашего общества [1, 18-22].

      Безусловно, современные технологические новшества вносят в правовую действительность несколько серьезных проблем, связанных с методикой правового регулирования этих новшеств. Поэтому вопрос о том, насколько современное состояние науки гражданского права способно к адекватному отражению проблем, связанных с новыми реалиями социальной жизни, остается открытым. Такие проблемные ситуации приводят некоторых ученых к пессимистичным выводам. Например, И.Г.Ренц отмечает, что «осуществляя научно-исследовательскую деятельность в рамках методологической матрицы позитивизма, юрист не интересуется познанием реальности, а её отражением в правовой материи, т.е. работает, по сути, со вторичной реальностью». Однако, познание реальности не входит в предметную деятельность правоведа. Это, скорее, область философии, а не права. Применительно к анализируемой теме, рассматривая любую правовую доктрину, наряду с исследованием законодательства, субъектно-объектными категориями, с самого начала мы должны иметь в виду, что любое новшество – технологическое, социальное, в основе своей есть отношения между людьми, и в этих новшествах люди вступают между собой в гражданские правовые отношения, и правовое его положение определяется через призму анализа отношений людей в этом пространстве. По этим основаниям, в нашем случае позитивистский подход к правовому регулированию правовых отношений представляется наиболее правильным.

 

 

1. Абдуджалилов А., Мамаджанова М.Т. Симулякры сознания. Размышления о постмодерне // Известия Института философии, политологии и права НАНТ, 2017. - № 3. – С. 18-22
2. Веденеев Ю.А. Юриспруденция: явление и понятие. Введение в генеалогию языка концептуальных парадигм: монография. – Москва: Проспект, 2022. – С. 257.
3. Матузов Н.И., Малько А.В. Теория государства и права. М.: Дело, 2009. – С. 288
4. Нерсесянц В.С. Философия права. – М.: Норма, 2004. – С. 28, 321.
5. Поляков А.В., Тимошина Е.В. Общая теория права. Учебник. – СПб.: Изд-во С-Петерб. гос. ун-та, 2015. – С. 115.
6. Право цифровой среды / Под ред. Т.П.Подшивалова. – М.: Проспект, 2022. – С. 65.
7. Страшун Б.А. Существует ли наука «Теория государства и права» // Научные труды Московской государственной юридической академии. 2001. – С. 99-10
8. Современный словарь иностранных слов. – М.: Мартин, 2006. – С. 845.
9. Сулейменов М. Право как система: монография. – Алматы: Юридическая фирма «Зингер», 2011. – С. 16.
10. Степин В.С. Философия науки. – М.: Гардирики, 2008. – С. 380.